— Ну, выкладывайте, — довольно невежливо буркнула я.
Он страшно удивился:
— А как вы догадались, что мне хочется облегчить душу?
— Господи ты боже мой! Неужели это так трудно? Посмотрите в зеркало! Даже существо с одной извилиной в мозгу сообразило бы, что у вас что-то стряслось.
— Так оно и есть. Не хотелось говорить об этом при Мин. Она бы жутко расстроилась. — Я вопросительно вскинула брови, надеясь, что он перестанет мямлить и перейдет наконец к делу. — Помните, Джиневра Йорк пригласила меня на ужин, сказала, что речь идет о благотворительном фонде для нашей библиотеки. Так вот, я оказался единственным гостем! Представляете?! Я предложил перенести обед на другое время, когда смогут прийти все остальные. Потом надел пальто и уже взялся за ручку двери, когда… Угадайте, что она сделала? Разрыдалась!
— Стало быть, вы догадались, что это была всего лишь уловка, чтобы остаться с вами наедине?
Роберт мрачно кивнул.
Я старательно скроила самую мрачную физиономию, которая только была в моих силах.
— Конечно, пришлось остаться. Выяснилось, что ее муж пьет горькую и вообще грубое животное. Представьте, она поведала мне об этом во всех подробностях!
— Держу пари, это еще одна вариация на тему: «Моя жена меня не понимает», — пробормотала я.
— Можете издеваться, если хотите, но, честное слово, мне стало ее искренне жаль!
— Неужели вам не приходит в голову, — пролепетала я, буквально корчась от смеха, — что она просто старается… как бы это сказать помягче?… завести вас?
— Да?! Чушь какая! Конечно, нет! Я… Боже правый! Вы хотите сказать, она все это выдумала?! А я попался на голый крючок! Старый осел! Нет, такого идиота, как я, еще поискать!
— На вашем месте я бы рассказала Мин, — посоветовала я.
— Да? А мне показалось, что она что-то уж слишком сильно хлопнула дверью. Господи, когда дело касается женщин, я просто тупею на глазах.
— Очень жаль это слышать, — бросила, войдя в кухню, Мин. — О чем речь?
Как я и ожидала, Мин, выслушав рассказ о попытке соблазнить Роберта, пришла в полный восторг. И, уж конечно, ничуть не расстроилась.
— Если честно, я потрясена, — пробормотала она, цапнув сырую морковку из мойки и поспешно сунув ее в рот. — Большинство мужчин в этом случае мигом сорвали бы с себя штаны и изнасиловали бы ее прямо в прихожей!
Роберт, вытаращив глаза, уставился на меня. Я ехидно улыбнулась и снова взялась за морковь.
На следующий день было так тепло, что можно было красить лодочный сарай. Мыть и шкурить стены было достаточно тяжело, так что у меня ушло целое утро на то, чтобы покончить с этой работой. Решив передохнуть, я вернулась домой сделать себе пару сэндвичей и выпить кофе. Миссис Баттер как раз одевалась, когда я вошла.
Мне показалось, что сегодня она не такая жизнерадостная, как обычно. Я спросила ее, как дела у ее сына Роли. У меня сложилось впечатление, что все ее мысли о нем.
— Стенли бы этому не обрадовался, мисс. Вот уже скоро год, как Роли без работы. А вот теперь ему предложили сразу на выбор два места, и он не знает, куда пойти.
— Стало быть, Роли вынужден был жить на пособие по безработице?
— И сейчас еще живет! — В глазах миссис Баттер заблестели слезы.
— А сколько ему лет, вашему Роли?
— Тридцать семь стукнет в июле.
— Ну, тогда ему очень повезло, что у него такая мать.
— Он хороший мальчик, мисс. Почтительный. Каждый месяц приезжает проведать меня. И звонит каждую неделю, ни одной не пропускает.
— Ну… эээ… это хорошо. Большая редкость в наше время, знаете ли.
Всю вторую половину дня мы с Мин трудились как каторжные, отскребая и крася стены сарая. Разговор, конечно, в основном вертелся вокруг Элли и Вильяма. Не утерпев, я рассказала ей, что тоже, кажется, начинаю мечтать о детях.
— Вот уж никогда бы не подумала! Нет, не обижайся, из тебя получится замечательная мать! Просто чудесная. Почему бы тебе не завести детей от Чарльза? Держу пари, они будут прехорошенькими!
— Как тебе не стыдно, Мин?! Ты-то ведь замужем, причем счастливо!
— Господи, да кто в наши дни может утверждать, что счастлив в семейной жизни? А вдруг с другим ты была бы еще счастливее?
— Мин! Уж не хочешь ли ты сказать, что жалеешь, что не вышла за Чарльза?
— Нет… о черт! Не думаю… Господи, конечно нет!
Но я заметила, что она смутилась.
— Сейчас ты сама себе хозяйка. Сама решаешь, как тебе жить. А как только выйдешь замуж — все, конец. Замужество, если хочешь знать, это сплошные уступки. И поскольку ты уже больше не можешь лепить свою жизнь по своему усмотрению, так чтобы чувствовать себя счастливой, то тут уж приходится учиться извлекать удовольствие из того, что у тебя есть.
— Угу… только, знаешь, мне это немного надоело. Захотелось чего-то нового, интересного… волнующего. Чего-то такого… сама не знаю даже… но чтобы это изменило меня… сделало другим человеком.
— Надеюсь, тебе повезет, — с сомнением в голосе пробурчала Мин.
Три дня спустя покраска была окончена. Как оказалось, цвет был выбран исключительно удачно — чистый и нежный оттенок лепестков примулы просто радовал глаз. Полюбовавшись результатом своих трудов, я выпросила у Мин швейную машинку и поставила ее в кладовке, оборудовав там нечто вроде швейной мастерской, чтобы никому не мешать. Конечно, нелепо говорить о швейной машинке, когда речь идет о шитье занавесок, но в сарае было два огромных окна, а у меня в запасе оставалось всего два дня, чтобы все закончить. К тому же нужно было помнить, что сарай предназначается для детских игр, а шторы будут прочнее, если их сострочить на машинке. Мы выбрали для занавесок ткань, где по бледно-зеленому полю были разбросаны желтые и розовые розы, окруженные темно-синим вьюнком. Ткань я отыскала на чердаке. Когда-то это и были две огромные шторы, но нитки по шву давно уже расползлись, к тому же ткань слегка истрепалась по краям.